Я вышла из больницы поздно вечером. Холодный ветер бил в лицо, словно пытаясь стереть меня с улиц города, стереть так, как врачи пытались стереть мой диагноз.
Руки дрожали, когда я искала ключи от дома. «Всего на два дня домой», сказал мне доктор. «Набраться сил, немного отдохнуть».
Я даже не ответила — сил на разговоры уже не было. Когда я добралась до дома, замок, казалось, сопротивлялся, как будто и он не хотел меня пускать.
Я вошла в темноту квартиры и почувствовала это: что-то было не так. В комнате стояла та самая тишина, которая возникает, когда кто-то хочет что-то спрятать. Я сняла пальто, не включая свет.
Прошла по коридору к спальне, дверь была приоткрыта, и я увидела их. Они лежали рядом, спали. Она — на моей подушке, светлые волосы разбросаны по простыням, словно это было её место всю жизнь.
Его рука обвила её талию, его лицо было спокойно, как будто он спал всю ночь с той, кто ему принадлежал.
Моё сердце замерло. Хотелось броситься вперёд, кричать, рвать на части эту сцену, но я не могла. Холод больничных коридоров был внутри меня, и он сковал не только моё тело, но и душу. Ничего. Я не почувствовала ничего.
Я стояла, смотрела на них, не дыша. Может быть, это сон? Может, я всё ещё в больнице, а это просто кошмар? Но я знала правду. Знала её ещё до того, как вошла в дом.
Я подошла к кровати, тихо, словно это была не моя жизнь, а чужая. Я медленно опустилась на свободное место с другой стороны от него. Холод не отпускал, даже в комнате, где они согревали друг друга. Я чувствовала, как ледяной воздух заполнил меня, парализовал моё тело. Сон пришёл так же внезапно, как и это спокойствие.
Я проснулась, чувствуя, как солнечные лучи пробиваются через шторы. На мгновение я забыла, где нахожусь. Только через секунду всё вернулось: кровать, спящий рядом муж и пустота внутри меня.
Но что-то изменилось. Его рука больше не обвивала её — она была рядом со мной. Я медленно повернула голову и увидела его взгляд. Он уже не спал. Он смотрел на меня, его глаза были расширены от ужаса и недоумения.
— Когда ты пришла? — его голос был тихим, почти шёпотом. Он не осмеливался смотреть в мои глаза, а только на одеяло, как будто оно могло дать ему ответы.
Я молчала, смотрела на него. Не знала, что сказать. Мысли кружились в голове, но слова застряли где-то в горле. Он замер, ожидая ответа, а я молчала. Я могла бы сказать что-то, что разрушило бы его мир, но… зачем?
— Почему ты ничего не сказала? — снова прошептал он, его голос дрожал.
Я снова молчала. Потому что не было смысла что-то говорить. Молчание было нашим новым общим языком.
Он поднялся с кровати, нервно посмотрев на меня. Его движения были резкими, как у человека, загнанного в угол. Я слышала, как он ходит по комнате, но не смотрела на него. Только смотрела в потолок, чувствуя, как холод снова заполняет меня.
— Прости, — наконец выдохнул он, остановившись у двери.
Я повернула голову, посмотрела на него. В его глазах была паника. Он не знал, что делать дальше. Прости? За что? За эту ночь? Или за то, что мы жили так долго в этой лжи?
— Не нужно, — наконец сказала я, голос прозвучал хрипло, будто не использовался годами.
Он вышел. Дверь за ним закрылась, а я осталась лежать, снова окружённая холодом, который стал уже привычным. В голове мелькнула мысль, что, возможно, он больше не вернётся.
Следующие дни прошли как в тумане. Мы не говорили. Он избегал меня, а я не искала его. Ночами мы по-прежнему делили одну кровать, но теперь между нами лежала безмолвная стена.
Она не исчезала, а лишь росла с каждым днём. Я видела, как он пытается что-то сказать, но слова не находят выхода. Ему не хватало смелости задать тот самый вопрос, который висел в воздухе с той ночи: «Ты видела нас?». Но я не давала ему шанса. Не хотела больше обсуждать.
Молчание стало моим защитным механизмом. Но однажды, вечером, когда он уже собирался ложиться спать, я не выдержала:
— Почему ты не спрашиваешь? — Мой голос разорвал тишину, как острый нож.
Он замер на месте, словно не ожидал, что я заговорю. Его взгляд остановился на мне, но в глазах была та же боль и страх.
— О чём? — наконец выдохнул он, но мы оба знали, что этот вопрос был пуст.
— О той ночи, — ответила я холодно, не отводя взгляда.
Он замялся, потеребил воротник рубашки, словно этот простой жест мог вернуть ему уверенность. Потом медленно сел на край кровати и опустил голову, избегая моего взгляда.
— Я… не знал, что сказать, — наконец выдавил он, его голос звучал едва слышно.
Я смотрела на него и молчала. В этот момент я почувствовала, как что-то внутри меня начинает раскалываться. Моя стенка из молчания, та самая, которая защищала меня, начала трещать.
— Ты боялся? — спросила я, и в моём голосе прозвучала странная нотка, которую я не могла определить — была ли это жалость или что-то другое.
— Да, — он поднял на меня глаза, в которых читалась та самая правда, которую я так долго искала. — Я не знал, как спросить… Боялся, что это всё рарушит.
— А ты думаешь, оно ещё не разрушено? — холодно сказала я.
Он замолчал. Словно не ожидал, что я скажу это вслух. Может, он действительно верил, что наше молчание спасёт нас. Что если мы будем делать вид, будто ничего не произошло, то сможем продолжать жить, как раньше. Но прошлое уже невозможно вернуть.
— Я не хотел, чтобы ты узнала… — снова пробормотал он, слова срывались, как снежинки, тающие на губах. — Это был… это был один раз, я… Не знаю, как так получилось.
Я долго смотрела на него, вслушиваясь в эти пустые оправдания. В этот момент я поняла, что ничего не чувствую. Никакого гнева, боли — только пустота, бесконечная и холодная, как та ночь, когда я застала их вместе.
— Один раз? — Я приподняла брови, ирония пробилась сквозь усталость. — А сколько раз имеет значение?
Он не нашёл, что ответить. Замер. Его лицо было побелевшим, как если бы я ударила его прямо в солнечное сплетение. Но я не сделала ничего такого. Просто сидела и смотрела, как он ломается.
— Я пытался… — начал он, но я не дала ему договорить.
— Ты не пытался, — я поднялась с кровати, отвела взгляд к окну. — Ты просто спрятался, думая, что если молчать, то всё пройдёт само собой. Но не прошло, правда?
Снаружи снег продолжал падать, как и тогда. Казалось, этот бесконечный снегопад — символ нашего молчания, бесконечного и удушающего. Я почувствовала, как внутри меня растёт то, что я так долго сдерживала. Я не хотела это выпускать, но оно просилось наружу.
— Я не знала, как жить с этим, — наконец сказала я, повернувшись к нему лицом. — Знаешь, я пришла домой тогда… уставшая, вымотанная до предела. Я хотела просто лечь в свою кровать. А нашла вас там. Вместе.
Он сглотнул, его глаза округлились. Видимо, до конца он всё ещё не понимал, что я видела.
— И что ты сделала? — Он задал этот вопрос тихо, как будто боялся самого ответа.
— Легла рядом, — ответила я просто. — Я слишком устала, чтобы устраивать сцену.
Его лицо побледнело ещё больше, если это вообще было возможно. Он моргнул несколько раз, словно не веря своим ушам.
— Ты… ты легла рядом? — его голос дрожал.
— Да. — Я смотрела на него без тени эмоций. — Легла рядом с вами и заснула. А утром… ты уже был только со мной.
Он перевёл взгляд на дверь, будто она могла дать ему ответы, которых у меня не было. Я видела, как его рука нервно теребит подол рубашки. Он сидел на краю кровати, весь сжавшийся, словно мог исчезнуть, если сильно захочет.
— Она ушла? — прошептал он, не глядя на меня.
Я кивнула.
— Думаю, она поняла, что случилось, и решила исчезнуть, — сказала я, отводя взгляд к окну. — Я не хотела разбираться. Мне было всё равно.
Мы оба молчали. Это молчание тянулось, как нить, готовая оборваться в любой момент. Он поднялся, неуверенно ступая по комнате, и снова заговорил:
— Почему ты не сказала мне тогда? Почему молчала всё это время?
Я повернулась к нему. В его глазах был страх, и я понимала, что он никогда не ожидал правды, но теперь её не избежать.
— А что бы изменилось? — спросила я, опуская руки. — Думаешь, ты бы признался? Думаешь, ты бы сказал что-то, что заставило бы меня чувствовать себя лучше?
Он застыл на месте, не зная, что ответить. И я поняла: ничего бы не изменилось. Его молчание было таким же тяжёлым, как и моё.
Моё молчание было вынужденным, продиктованным усталостью и болью, а его — страхом. Страхом потерять всё, что у него было. Но когда ты уже потерял доверие, любовь, саму суть отношений — что ещё можно потерять?
Он стоял передо мной, жалкий и растерянный, как ребёнок, которого застали на месте преступления. Я больше не видела в нём мужчину, которого любила когда-то. Теперь он был просто частью этого затхлого молчания, которое душило нас обоих.
— Я не знаю, что сказать, — наконец признался он, опуская голову. — Я… не могу даже объяснить, как всё это произошло.
— Не можешь объяснить? — Я усмехнулась. Сарказм стал единственным, что я могла испытывать в этот момент. — Ты просто оказался в постели с другой женщиной и не знаешь, как это случилось?
— Нет… я не это имел в виду, — он нервно сглотнул. — Я просто… я был потерян. Ты болела, и я… испугался.
— Испугался? — повторила я, медленно подходя к нему. — Испугался чего? Что я не вернусь? Или что тебе придётся жить без меня?
Он молчал, и это молчание снова стало гвоздём в наши отношения. Молчание — это самое страшное, что может произойти между людьми.
Оно не даёт возможности исцелиться, не позволяет двигаться вперёд. Мы уже так долго жили в этой пустоте, что я даже не могла вспомнить, когда в последний раз мы действительно говорили друг с другом.
— Ты знаешь, что я чувствовала, когда увидела вас в нашей постели? — спросила я, и мой голос вдруг стал низким, почти шепотом.
— Я не почувствовала ничего. Ни гнева, ни боли, ни ревности. Только пустоту.
Он снова замер. Его лицо исказилось от шока, как будто мой ответ был самым неожиданным из всех возможных.
— Пустоту? — переспросил он, не веря.
— Да, пустоту, — продолжила я, глядя прямо в его глаза. — Ты был для меня всем, понимаешь? Всей моей жизнью. А в тот момент я поняла, что ты — никто. Мысли обо мне у тебя больше не было. Ты ушёл.
Он попытался возразить, поднял руку, как будто хотел что-то сказать, но слова застряли в горле. Его лицо исказилось от боли, а в глазах появился страх.
— Я хотел всё исправить, — прошептал он. — Я думал, что смогу… что мы сможем…
— Исправить? — перебила я, не сдерживая насмешки. — Как можно исправить то, что уже разрушено? Мы — это не то, что можно починить, как сломанную игрушку. Всё, что было между нами, давно потеряно.
Он закрыл глаза, словно пытаясь скрыться от правды, которую я только что озвучила. Но она уже была здесь, перед ним, и от неё не убежать.
Я подошла к окну, чувствуя, как во мне поднимается что-то новое — решение, которого я боялась принять все эти дни.
— Ты знаешь, я думала, что смогу забыть. Смогу жить с этим молчанием. Но теперь понимаю — не смогу, — сказала я, не оборачиваясь. — Я ухожу.
Он застыл, как будто мои слова ударили его в спину.
— Что? Нет, не уходи… — его голос прозвучал слишком слабо, как будто даже он не верил в свои слова.
— Это конец, — сказала я твёрдо. — Ты потерял меня в ту ночь, когда я вошла в дом и увидела вас. Теперь слишком поздно что-либо исправлять.
Я услышала его шаги за спиной, но не повернулась. Я не хотела видеть его лицо. Боль, разочарование — всё это уже не имело значения. Решение было принято.
— Я люблю тебя, — вдруг прошептал он, и в его голосе была такая искренность, что на мгновение я застыла. Но уже слишком поздно.
— Любишь? — Я усмехнулась. — Любовь не делает того, что сделал ты. Ты предал меня. Он остановился. Больше не пытался оправдываться, не пытался убедить меня остаться.
Молчание снова заполнило комнату, но на этот раз оно было другим — прощальным. Я вышла из комнаты, оставив его позади. Холод, который был внутри меня с той самой ночи, начал отступать.
Я знала, что ещё долго буду его чувствовать, но теперь это был другой холод — холод освобождения. Когда я закрыла за собой дверь, мне показалось, что я впервые за долгое время могу дышать.